Она тренирует вратарей сборной России и ЦСКА, помогая попеременно Амбросу Мартину и Яну Лесли. Уже одно это делает ее собеседницей отчасти уникальной. Но если бы только это!
Большое интервью Любови Кортневой «Быстрому центру» – о сложностях европейской карьеры, травмах, отношениях с наставниками, тренерских принципах и любви к работе.
– В вашей вратарской карьере есть поводы для сожаления?
– Да. Например, о том, что рано «сломалась». Мои колени просто загубили в Австрии, и я вынуждена была оставить ворота намного раньше, чем планировала. Мне казалось в то время, что готова свернуть горы, что мне еще играть и играть. Это чувство игры не остыло в моей душе даже сейчас. Не наигралась настолько, чтобы мне это надоело. Наоборот – недоиграла.
– А что произошло тогда в Австрии?
– Мне больно и неприятно об этом вспоминать. На мне словно ставили эксперименты. Я порвала «кресты», а врачи сказали, что восстановят за два месяца – буду как новенькая. Я им поверила. В итоге операция, затем вторая, третья, четвертая – и все.
– Последствия тех экспериментов дают о себе знать?
– Конечно. Мне кажется, что вообще нет спортсменов, которых ничего не беспокоило бы после завершения карьеры. По нашим ощущениям, наверное, можно и метеосводку составлять: там болит, там ломит, а потом погода меняется.
Жить колено мне не мешает. Но если слишком активно показываю что-то ученицам и нагружаю ногу, тогда оно отекает. И приходится брать паузу.
– Последним клубом в вашей вратарской визитке значится «Хипобанк». До него были другие зарубежные приключения. Варианты остаться в России не рассматривали?
– Спортсмены часто люди горячие и импульсивные. Ко мне это относится на все сто – азартная, темпераментная, могу рубануть сплеча.
Почему вообще начался мой зарубежный этап карьеры? Потому что у меня не складывались (или мне казалось, что не складывались) дела в «Россиянке». Тогда и со сборной не получилось – показалось, что недооценили, и Евгения Васильевича Трефилова убрали из клуба. Вот и подумала: да гори оно все синим пламенем, уеду за границу, посмотрю, как там люди живут! И рванула.
– В никуда? Или был проработанный план?
– Да какие проработки в те времена?! Это сейчас у игроков менеджеры и агенты, которые предлагают готовые варианты. А мы тогда просто взяли сумки, всплакнули, сели в самолет и полетели. В черногорскую «Будучность» – к Раде Джурджичу, который был директором клуба.
– Он-то откуда вас знал?
– Трудно сказать. Меня это не особо интересовало. Вариант продолжения карьеры был единственным. «Россиянка» после увольнения Трефилова вместо борьбы за золото скатилась на четвертое место. Там все стало разваливаться. Видимо, Джурджич был в курсе, что наша команда прекращает существование. И я полетела в Югославию.
– За красивой жизнью?
– Я на это рассчитывала. Действительность же оказалась куда как прозаичнее. Это были не лучшие времена для приезда на Балканы. Там был дефолт, каждый день прыгали цены. Если бы не Джурджич, все могло быть и того хуже. Мы жили в его доме, вокруг был огромный сад. Можно было пользоваться урожаем. Срывали плоды с деревьев, собирали что-то с грядок.
Денег мы тогда получали мало. Поездка была, скорее, знакомством с чем-то новым. С тренировочным процессом, необычной жизнью, людьми, языком. Именно в Югославии я узнала, что такое тренажерный зал, как правильно делать растяжку или, скажем, играть в холодных залах без отопления, рискуя застудить спину.
– Ваши слова: мы жили в его доме. О ком речь, кроме вас?
– Когда приехала в Подгорицу, в доме Джурджича уже жила белоруска Татьяна Ераминок. Чуть позже приехали Валя Костюкова и Лариса Киселева. Спустя некоторое время Таня получила жилье, а мы оставались втроем.
– А почему пришлось жить именно у Джурджича?
– Так было дешевле. Дом у него двухэтажный. Внизу жил он сам с семьей, а комнаты наверху пустовали. Такое сейчас встречается на российском юге – своеобразная мини-гостиница, где и хозяева живут.
Об отдельном жилье речь даже не заходила. Не помню, был ли у меня вообще контракт или все держалось на устных договоренностях. Зато хорошо помню, как мы сидели без денег. Приходилось даже выпрашивать у Раде хоть какую-то часть зарплаты. А когда получали эти динары, даже не ощущали, что они у нас были – настолько стремительной была девальвация.
– А как вы оказались потом в Никшиче?
– Это можно назвать ссылкой. «Будучность» неудачно сыграла в еврокубке, да и в национальных турнирах тоже. Джурджич заявил, что ему не нужны легионеры в таком количестве, и отправил меня и Валю Костюкову в команду низшего дивизиона. И мы сразу подтянули ее на вершину таблицы.
– Вывели в сильнейшую лигу?
– Фактически. Но хозяева клуба такой перспективы испугались, они боялись не потянуть расходы. Бизнес у них был скромный – несколько магазинов явно недостаточно, чтобы играть в элите. Мы с Валей в Никшиче работали просто за еду.
– В каком смысле?
– В прямом. Деньги платили крайне редко. Зато часто предлагали: девочки, наберите продуктов у нас в магазине, денег для вас все равно нет. При этом квартиру нам снимали со всеми удобствами, недалеко от игрового зала. По окончании сезона сказали, что не могут заплатить вообще ничего.
– Так было можно?
– Наверное, нет. Но в нашем случае решили, что можно. А что мы могли в то время сделать, если не имели даже контрактов, оформленных по правилам? Хозяева клуба предложили десятидневный отдых на курорте Иголо и оплатили билеты домой.
– В Подгорицу?
– В Россию. Мы с Валентиной вернулись в Волгоград. Дома провели примерно месяц. Честно говоря, о будущем тогда вообще не задумывалась. Просто спокойно жила. И однажды позвонила Валюха: «В Словению поедем?» Оказывается, ей предложили там контракт, но она была согласна ехать только со мной. В клубе не были против. Я тоже – почему нет?
– Куда поехали?
– В команду «Жалец», у которой в названии тогда была приставка «Ютекс» – это завод-спонсор. Так что новый сезон мы начали без перерыва на обед.
С юридической точки зрения в Словении все было на высшем уровне. Полноценный контракт с нормальной и стабильной зарплатой. Съемная квартира, которую полностью оплачивал клуб. Отличное питание – мы даже завтракали всегда в ресторане. Все условия для игр и тренировок. При этом клуб полупрофессиональный – местные игроки работали, а тренироваться приходили только вечером.
– А уровень гандбола в сравнении с Черногорией?
– Поначалу мне казалось, что намного ниже. Но Словения в те времена очень бурно развивалась во всех отношениях, в том числе и в спорте. Так что женские клубы за те пять лет, что я там провела, существенно прибавили.
Мы хорошо бодались с «Кримом». Но, если сравнивать с уровнем того чемпионата России, из которого уезжала, то это была земля против неба.
– «Жалец» хотя бы раз обошел «Крим»?
– Нет, к сожалению. В первый год руководство поставило перед нами задачу стать третьими. Мы могли бы ее решить, но перед серией плей-офф за бронзу я сломалась – порвала на тренировке передний «крест» правого колена. Только тогда я еще не знала, что именно случилось. Перехватила мяч, пошла в атаку, сделала финт при обводке и… Боль была очень сильной…
– Вот не надо вратарям в атаку бежать, тем более на тренировке.
– И не говорите! Самое интересное, что когда мы с Валей шли на эту тренировку, она завела разговор, как «Жалецу» придется сложно, если кто-то из полевых игроков получит травму перед решающими матчами. Ответила на это, что страшно будет, если сломаюсь я, потому что равноценной замены в воротах не было. Слова и мысли материализовались.
– Такие травмы – надолго…
– Я потом еще и на тренировки приходила! Собиралась играть за третье место. На матче сидела на скамейке с бандажом на ноге. Но моя сменщица вообще не тянула. Вот я и вызвалась помочь. Вроде бы поймала кураж, отбиваю, мы сократили отставание до минимума. И тогда в игровой ситуации выхожу на игрока, отражаю бросок, но при этом сталкиваюсь с соперницей. Падаю на больное колено и встать уже не могу. Меня унесли с площадки, отправили в больницу, сделали МРТ, а потом срочную операцию. Вот тогда и узнала точный диагноз.
– Лечились в Словении?
– Здесь такая история. После четвертого места контракт с Валей продлевать не стали. А мне сказали: поезжай домой, а когда восстановишься, можешь вернуться. Оплатили дорогу, и я отправилась в Россию. Лечиться должна была за свой счет.
Никакой уверенности в успешном восстановлении у меня не было. Поэтому уезжать никуда уже не хотелось. Встретилась в Краснодаре с Евгением Васильевичем Трефиловым, который тогда тренировал, кажется, «Аэлиту». Попросилась к нему в команду. Он удивился: ты же травмирована. Пообещала восстановиться и набрать форму. Но Трефилов ответил, что у него самого нет уверенности в завтрашнем дне, поэтому рисковать и брать в команду травмированного вратаря он не будет.
Поняла, что в России меня не очень и ждут. Тренироваться было нельзя. Сидеть на шее у родителей – тоже. Что делать?
– И ведь правда.
– Позвонила в «Жалец», согласилась вернуться – на их условиях. Они были такими: клуб снимал квартиру, оплачивал ее, а также завтраки и обеды, и только когда я полностью выздоравливала – заключали контракт.
– Но ведь спортсмену, особенно в процессе восстановления, нужны еще как минимум ужин и лечение, одеться-обуться…
– Думаю, сейчас такое даже представить невозможно. Да и не выдержала бы этого ни одна из современных спортсменок. Но у меня был огромный стимул: чем раньше восстановлюсь, тем быстрее начну получать зарплату.
Нужны были специальные упражнения, занятия по ОФП. А зал с тренером Здравко, который готов был заниматься бесплатно, находился в Целе – это пятнадцать минут на автобусе. А у меня не было денег даже на эти поездки. Зато были бумажные боны, которые нам давали на завтрак. Отоварить их можно было в магазине, у которого была договоренность с клубом. На этот бон я брала шоколадку, а сдачу мне давали уже деньгами!
– На сдачу с шоколадки можно было доехать до Целе?
– Ну да. А обратно чаще всего добиралась уже автостопом – голосовала на дороге. Люди в Словении хорошие, никаких эксцессов не было.
Денег не хватало катастрофически. Поэтому пошла к руководителям клуба и сказала, что могла бы работать с вратарями в детской команде. За это мне стали платить 250 немецких марок в месяц. Так и зарабатывала, и опыта постепенно набиралась. Иногда, когда просили, замещала тренеров, работавших с младшими группами в клубе, помогала тренировать не только вратарей. А когда полностью зажила нога, вернулась к полноценным тренировкам.
– Тренировать перестали?
– Вот и нет. Стала совмещать выступления и тренировочную работу. Это давало прибавку к зарплате в 1500 марок. Все меня устраивало. Проходили сезон за сезоном. Уже начала подумывать о получении словенского гражданства. Там оставалось всего ничего – сдать экзамен по истечении пяти лет жизни в стране. Но «Жалец» совсем немного не дожил до этого моего рубежа. Он просто развалился.
– Но в Словении есть и другие клубы. Неужели не было предложений?
– Просто посыпались! Позвали в «Крим», в австрийский «Хипобанк», в «Ладу». Евгений Васильевич сам звонил и предлагал переехать в Тольятти.
Из «Крима» была бы прямая дорога к гражданству и в сборную Словении. Почему туда не пошла? В клубе предупредили, что видят меня только вторым вратарем, дублером румынки Луминицы Хуцупан, да еще и зарплату назвали совсем не ту, на какую я рассчитывала.
Наверное, тогда, как и в случае с «Россиянкой», возобладали эмоции: меня – второй?! Вот и ответила согласием на предложение австрийцев – те видели меня первым номером. Хотелось играть, а не сидеть на лавке. Тем более, «Хипобанк» – это бренд, играть там мечтали многие.
– А вот вы там внезапно завершили карьеру.
– Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Видимо, это судьба.
– Как случилась та травма?
– Тренировал нас чех Ян Пацка, бывший вратарь. Голкиперов он гонял больше, чем полевых игроков. Тебе тридцатник, многое повидала, восстановилась после «крестов» – и вот носишься, работаешь на износ, будто тебе 19 лет и вся карьера впереди. Некоторые девчонки были хитрее: косили, ссылались на боли то в спине, то в ноге. А Люба Коротнева закусила удила и работала. Это, видимо, и сказалось. На предновогоднем турнире отбила бросок с угла разножкой, и повело уже левое колено. В раздевалку доставили на носилках, там доктор сразу определил, что порван другой передний «крест»…
После Нового года была операция. Хирург пообещал, что через два месяца колено будет в полнейшем порядке. Сделал два надреза, вживил лавсановую связку и в буквальном смысле поставил на ноги. Через десять дней велели бегать, крутить велосипед и всячески нагружаться.
– И?
– В колене постоянно скапливалась жидкость. Каждый день прямо в зале ее выкачивали – прямо в колено вкалывали иглу и шприцем отсасывали все лишнее вместе с кровью. После процедуры колено обретало нормальный вид. Врач радовался, что все в порядке. А наутро становилось хуже.
Это тянулось довольно долго. В клубе стали говорить, что я просто сачкую и специально затягиваю восстановление. Тогда Таня Джанджгава, к тому времени уже не игравшая за клуб, посоветовала сходить к другому врачу и даже порекомендовала, к кому именно. Я так и сделала. Другой врач посмотрел результаты МРТ и заявил, что нужна срочная операция. Он дал мне заключение, с которым я пошла к хозяину клуба Гуннару Прокопу. Тот заявил, что никакие бумаги от других врачей ему не нужны и что он оставит документы у себя, а если я их заберу, то о «Хипобанке» можно забыть. Я ответила, что хочу ходить, а не ездить на инвалидной коляске.
– Операцию, как понимаю, сделали…
– Да, причем доктор сказал: опоздай мы хотя бы на неделю, нагноение пошло бы в кость. Я снова начала реабилитацию. Лечение было покрыто медицинской страховкой, которую «Хипобанк» обязательно приобретал для игроков. Но через два месяца я поняла, что восстановление идет не так, как было нужно. Вновь больница, вновь обследование, которое показало, что у меня в колене стираются хрящи. То есть была необходима еще одна операция. После нее месяц провела на костылях и снова начала реабилитацию.
В клубе были крайне недовольны. Потребовали, чтобы я присутствовала на тренировках! Но как? У меня процедуры утром и вечером. Все равно пришлось появляться в зале, даже на костылях.
В итоге я даже восстановилась, была заявлена на сезон, готовилась вместе со всеми, но нормально функционировать нога уже не могла. Тем более вскоре перенесла еще одну операцию, только уже на правом колене. Там начал движение титановый шуруп. Он подошел к суставу, и боль была просто невыносимой. Операцию делала тоже в Австрии. Врач потом принес мне в баночке этот шуруп и кусочек хряща. Они и были виновниками моих бед.
Понятно, что контракт со мной «Хипобанк» разорвал. Пришлось обратиться на биржу труда, чтобы получать деньги и лечиться. Вот тогда и поняла, что на площадку больше не выйду. Как только смогла ходить, уехала в Россию.
– С мыслями, что делать дальше?
– Не было никаких мыслей. Просто ехала домой. И ничего там не делала, пока Валя Костюкова не позвала меня в Тольятти – поработать судьей на Спартакиаде школьников. Решила попробовать. Но так набегалась, что сильно распухли колени. Так что турнир я не доработала – здоровье дороже. Да и психологически было некомфортно. После неприятных отзывов со стороны тренеров детских команд очень хотелось дать кому-то с разворота.
Судейская карьера не задалась со старта. Но нужно было что-то предпринимать. Потому летом 2003 года пошла к Трефилову с предложением взять меня в «Ладу» тренером вратарей. Он сказал: можно попробовать. Только начать не с главной команды, а со второй.
– В некотором смысле вы стали первопроходцем.
– Да, в других клубах тренеров вратарей еще не было. После сезона во второй команде Трефилов перевел меня в главную.
– Остались в «Ладе» на долгие годы?
– Так получилось. Работала и с Трефиловым, и с Овсянниковым, и с Гумяновым, и с Кириленко, и с Акопяном. Вроде бы всех моя работа устраивала.
– Почему все же покинули Тольятти?
– Все-таки не избежали «политического» вопроса. Не хочу на эту тему говорить. Давайте считать, что так сложились обстоятельства. Может быть, пришло время расстаться. Может, кто-то намекнул руководству, что от Коротневой пора избавляться. Предчувствовала, что это случится.
После Олимпиады в Рио-де-Жанейро меня позвали в сборную России. Конечно, когда Трефилов предложил занять должность тренера вратарей, я сразу согласилась – от такого не отказываются. Прибежала к Левону Оганесовичу Акопяну поделиться радостью. Но он воспринял все как-то сдержанно. Мне даже показалось, что остался недоволен.
В национальной команде я заняла место Павла Сукосяна, с которым Трефилов расстался. Год совмещала работу в клубе и в сборной, пока не поняла: что-то не так. Ну а как иначе, если меня не взяли даже на матчи финальной серии с «Ростовом-Доном»? Акопян говорил, что ничего страшного: ведь поеду в сборную.
В итоге «Ладу» я покинула, а мое место там занял Сукосян. Хотя обиды ни на кого не держу. Левона Оганесовича всегда любила и уважала. Он очень многое мне дал, был настоящим учителем.
– С коллегой Сукосяном сейчас общаетесь?
– Только на уровне «здравствуйте» и «до свидания».
– В сборной, как прежде в «Ладе», сменился тренер, а вы все так же на своем месте. Да и клуб новый быстро нашли.
– Просто люблю свою работу. И это, наверное, замечали другие. И Акопян, и Трефилов, и Амброс Мартин. Годы тренерства научили, что результат дают мелкие нюансы, а наставник должен уметь именно их донести до подопечных.
– Вы быстро этому научились?
– Все пришло со временем. Многое переняла у тренеров, с которыми работала. Левон Оганесович, например, научил спокойствию.
Я играла в командах, которые тренировали Александр Тарасиков и Евгений Трефилов. Там тренировочный процесс был построен без малейших пауз. Стоило после серии упражнений присесть, как следовал окрик: «А ну, хватит в носу ковыряться!»
Поначалу и я в тренерской работе не допускала ни малейших вольностей, старалась вести себя максимально строго. Но Акопян однажды сказал: «Люба, зачем ты на них кричишь? Они же не слышат. Попробуй просто поговорить!» И у меня получилось!
Пожалуй, после этого случая стала работать иначе. Огромное внимание стала уделять вопросам психологии, коммуникации. Для вратаря ведь важна не столько «физика», сколько настрой на игру.
– Самый умный вратарь из тех, с кем вы работали?
– Вратарь – вообще самый умный на площадке человек. Пусть другие тренеры со мной и не согласятся. Все голкиперы, с которыми работала, были смекалистыми и трудолюбивыми. Но с каждым важно найти контакт – тогда и работать будет интереснее.
– Почему у вас так и не сложились отношения со сборной России в бытность игроком?
– Сложный вопрос. Ведь у меня на него может быть один ответ, а у тренеров – совсем другой. Считаю, что ничем не уступала тем девочкам, которые играли на крупных турнирах. Но Левон Оганесович Акопян и Сергей Михайлович Аванесов делали выбор в пользу других. Если вы думаете, что я жалею о неудачном романе со сборной, это не так. Мы ведь начали разговор с того, о чем я иногда действительно жалею.
– Вам никогда не хотелось бросить работу?
– Нет. Я ее очень люблю. Трудности меня только раззадоривают. И хочу быть в своей профессии лучшей.
Андрей Шитихин / «Быстрый центр»
Фото: IHF, ФГР, личный архив Любови Коротневой
