Олимпийский чемпион Сиднея-2000 Александр Тучкин в большом интервью для Legalbet вспомнил, как ковалась победа на Олимпиаде, и рассказал о карьере.
30 сентября исполняется 25 лет со дня одной из самых больших побед российского спорта – в 2000-м мужская сборная по гандболу выиграла Олимпиаду в Сиднее. Тучкин – один из главных творцов того феноменального успеха: в финале против Швеции (28:26) он с семью мячами стал лучшим снайпером команды России.
К тому моменту спортсмену было уже 36 – свое первое олимпийское золото он выиграл еще в составе сборной СССР в 1988-м. Всё, красивый конец? Ничего подобного – в 40 Тучкин стал бронзовым призером Олимпийских игр в Афинах.
– Существуют среди экс-игроков сборной традиции, посвященные празднованию того олимпийского успеха? Кому-то звоните, кто-то звонит вам 30 сентября? Может быть, есть чат в какой-нибудь из соцсетей?
– Да, существует группа «Сборная 2000», в ней ребята поздравляют друг друга с праздниками. Но у меня, если честно, телефон существует только для того, чтобы по нему сказать «але» и «до свидания». Во всех этих чатах, да и в интернете в принципе не слишком разбираюсь, это для меня темный лес.
– По ощущениям и эмоциям олимпийская победа в Сиднее-2000 отличалась от успеха в Сеуле-1988?
– Эмоции после побед всегда одинаковые. Радуешься, конечно, что сделано большое дело. Но понятно, что когда тебе 24 года и когда 36 – ты и человек уже совсем другой, и воспринимаешь всё по-другому. Одно дело, когда ты еще совсем пацаненок, только что в первый раз выиграл что-то со сборной – спасибо той команде большое! И совсем другое, когда тебе 36, ты уже состоявшийся дядька, за спиной много всего разного. Но счастье, радость от побед – оно всегда очень большое и искреннее. Ведь столько труда надо вложить для этого успеха… Наверное, когда ты побеждаешь уже в таком солидном возрасте, испытываешь радость вдвойне или даже втройне. При этом повторю штамп, который многие спортсмены озвучивают уже много десятков лет: осознание победы приходит потом, спустя недели или даже месяцы. Но что поделать, если это на самом деле не избитое клише, а правда жизни!
– Шведам перед олимпийским финалом наша сборная проиграла в финалах чемпионатов мира и Европы. Кем для вас были те шведы? Друзья-соперники, с которыми к тому же регулярно встречались на клубном уровне в Бундеслиге и еврокубках, или непримиримые враги?
– Во-первых, побеждать надо всегда – и неважно, какого соперника. Если же говорить про сборную Швеции, то я эту команду «обожаю» с 1990 года, когда они нас обыграли в Чехословакии в финале чемпионата мира (23:27). У меня может быть иное отношение, не как у остальных ребят. Конечно, играть со шведами всегда было интересно. Мне кажется, с ними плохую шутку в финале сыграло то, что они сами себя перед решающим матчем слишком завели. В Австралию прилетело 10 тысяч болельщиков, в том числе король Швеции. Все заранее готовились праздновать олимпийское золото – и, конечно, на настрое наших соперников это не могло не сказаться. Но в спорте так не бывает – медали нельзя вешать на шею раньше времени. Даже если ты абсолютный фаворит, случиться может всё что угодно. И как раз в Сиднее сборная России показала, что в финале Олимпиады фаворитов нет по определению.
– Понятно, что в Бундеслиге вы привыкли играть при многотысячных аншлагах. Но всё-таки – когда все болеют против вас, это мешает или, наоборот, добавляет мотивации?
– Знаете, мы за год до сиднейской Олимпиады на чемпионате мира в Египте играли на арене, которая вмещает 35 тысяч зрителей. Для меня это был первый турнир со сборной России после долгого перерыва. После одного из матчей меня репортеры спрашивают: «Как вам играть в такой атмосфере, не мешает весь этот шум и гам?» И я совершенно искренне ответил: «Какой шум и гам?» Вот совершенно честно – я вообще полностью абстрагируюсь от трибун! Во время игр видел только прямоугольник 20 на 40 и думал только о том, что происходит внутри него. А что там вокруг – мне никогда не было интересно. Это еще советская школа минского СКА. Знаете, меня иногда также спрашивали: «Ты можешь порадоваться своим голам?» И я искренне не понимал этого вопроса. А чему радоваться? Финальный свисток еще не прозвучал, надо играть дальше. Если я буду прыгать и скакать после каждого гола, у меня сил не останется! Ну и конечный результат – он от этого конкретного гола не зависит. А вот когда на табло правильный итоговый счет – тогда можно и порадоваться. Да и то не всегда! В 1988 году на Олимпиаде мы выигрываем первый матч у югославов. А они тогда считались главными фаворитами, за два года до этого на чемпионате мира всех разнесли. Мы уверенно побеждаем. Я, Костя Шароваров, другие молодые игроки начинаем прыгать и радоваться. И Вальдемар Новицкий, капитан команды, очень спокойно нас осадил одной фразой: «Вы чего, молодежь, прыгаете? Вы уже Олимпиаду выиграли? А тогда на Олимпиадах гандбольный турнир разыгрывался по необычной формуле. Две группы по шесть команд. Победители этих шестерок разыгрывают между собой финал, вторые команды – играют за третье место, и так далее. И после той победы над югами мы подспудно понимали, что играть-то нам особо больше не с кем. Конечно, вслух этого никто не говорил – но слишком уж сильная у нас была тогда команда. Но в любом случае радоваться преждевременно, до того, как всё закончилось, старики нас отучали очень быстро. Это сейчас кто-то забивает – и бегает по площадке, словно играет не в гандбол, а в другой вид спорта. Не хочу его называть, чтобы не обидеть болельщиков.
– В какой момент финального матча со шведами поняли, что победа уже никуда не уйдёт?
– Меня приучили с ранней юности: когда прозвучал финальный свисток, тогда и посмотри на табло. И я так всегда и делал. Вот когда 60 минут закончились – тогда и можно начать разбираться, кто и что сделал.
– Какой самый памятный из ваших семи голов в финале?
– Последний, конечно! Еще миллион раз дай мне бросить из такой ситуации – ни разу не забью. Такое случается один раз в жизни. Сергей Николаевич Приголовкин, бывший игрок и известный гандбольный комментатор, мне потом признался, что в этот момент кричал у телеэкрана: «Саша, не надо, далеко! Шведы мне тоже потом долго вспоминали этот гол. Разбирали его на своем телевидении в каких-то программах. А шведский вратарь Томас Свенссон, с которым у меня хорошие отношения, мне сказал: «У меня даже мысли не было, что ты оттуда можешь бросить!» Да я, честно говоря, за секунду до этого и сам не знал, что брошу. Просто рука уже пристрелянная. Годами же тренируешься именно для этого, мышечная память накапливается. Вот и швырнул почти на автомате. Получилось – великое счастье! Могло и не получиться.
– Мяч после ваших бросков в принципе летел как из пращи. Когда-нибудь замеряли скорость полета?
– Было это еще во времена Советского Союза – кажется, на каком-то международном турнире. Или как раз в Праге в 1990 году на чемпионате мира. Помню, техническая бригада поставила в ворота камеры – и тренер мне сказал: «Иди, разминай руку, бросишь». Бросил – показало 120 или 121 километр в час, точно не вспомню. Конечно, есть накачанные ребята с огромными бицепсами, у которых очень сильный бросок. Но силовой бросок – он всегда прямолинейный и предсказуемый.
– Левши в гандболе всегда ценились. Но советские школы были заточены под правшей. Вас не пытались переучивать?
– А я этого не помню! Я всё делаю правой рукой, но мяч всегда бросал левой. И снежки, камни, гранату на уроках физкультуры – тоже бросал левой. Сестра рассказывала, что, когда я был совсем маленьким, то был левшой. Но меня переучили. Однако я этого действительно не помню. Ложку, сколько себя осознаю, держал правой, карандаш – тоже правой.
– Первое знакомство с гандболом у вас состоялось очень поздно, в 17 лет. Не было каких-то подначек со стороны старших партнеров по команде? Или настолько стремительно шёл ваш прогресс, что никому из «стариков» это даже в голову не приходило?
– В военном городке, где я рос, стояли гандбольные ворота – но они использовались для футбола. Гандбола в советских школах не было: футбол, волейбол, баскетбол, легкая атлетика, подтягивания, отжимания. Зимой заливали каток и гоняли в хоккей кто как мог. В гандбол я пришел только в 17,5 лет. А узнал о его существовании лет в 16. Услышал в радиопередаче, что кто-то из наших не забил – и мы проиграли финал московской Олимпиады сборной ГДР. Потом-то я этих «кого-то», конечно, хорошо узнал! И Александра Коршакевича, и Александра Анпилогова – дай бог им здоровья! Ну а тогда просто подумал: эх, жалко, что проиграли. В школе, кстати, до сих пор никто не побил мой рекорд по прыжкам в высоту. Тогда ещё все прыгали стандартно, «ножницами». То есть я был вроде как дохленький, но при этом спортивный, подтянуться мог несколько десятков раз. Да вообще, мы, советские дети, росли не у экранов компьютеров, а во дворе. И если ты не умел подтягиваться, бегать, прыгать – это считалось чем-то неприличным, с тобой и разговаривать никто не будет. Военные городки, закрытая территория, все друг друга знают – и мы круглые сутки занимались каким-то спортом или подвижными играми. Ну а когда уже пришел в гандбол… Конечно, поначалу, как и все мы, молодые, собирал мячи после тренировок, разливал воду в бутылки. Ну то есть все стандартные вещи для спортивной команды мы делали. Но если кто-то из ветеранов говорил что-то вроде «Принеси мою сумку» – то отвечал просто: «Сам принеси!»
– Случались стычки с ветеранами?
– Конечно. Но это происходило очень редко, обычно парни постарше ничего подобного себе не позволяли. Да и мы как-то сразу, вся наша молодёжь в СКА, сумели себя правильно поставить. Отношения в команде были рабочие, с кем-то – товарищеские. Тогдашний СКА был заточен прежде всего на результат. Правильнее даже будет сказать – исключительно на результат. Наш тренер Спартак Миронович, дай ему бог тоже здоровья, часто говорил: «Мне без разницы, какие у вас отношения друг с другом, кто кого куда послал, что вы делаете до и после тренировок и игр. Но когда начинается матч – вы эти 60 минут должны отработать на 100%! А потом – делайте что хотите». Больше тренера с таким подходом, как Миронович, я не встречал, хотя сменил за свою жизнь немало команд. То есть он сумел выстроить в СКА такую мощную систему, что во время игр команда всегда была единым целым. За счёт этого и выигрывала оптом медали.
– Когда уехали играть в Германию в 1990-м, сложно было адаптироваться? Другой язык, другая социальная и культурная среда, всё другое.
– Но гандбол такой же! Мяч круглый и липкий, ворота – прямоугольные… Я ехал в Германию ради того, чтобы играть в гандбол. Работа, спорт, тренировки, игры – на остальное было плевать. Меня вообще не интересовал ни размер зарплаты, ни бытовые условия. Кто-то удивлялся и даже смеялся: «Ты же звезда, олимпийский чемпион, лучший бомбардир чемпионата мира, почему тебе в клубе выдали такой скромный автомобиль?» Но мне действительно было всё равно. Ездит и ездит, какая разница, что за машина? Но человек, как и машина, тоже ломается. И случилось так, что уже в шестой или седьмой игре я очень сильно поломался. Пропустил два года. За это время выучил язык, восстановился, познакомился с людьми. Наверное, единственное, к чему было сложно адаптироваться в Германии, – это к давлению со стороны прессы. Вот это было непросто. Один из немецких журналистов, который совсем обнаглел, будет долго меня вспоминать. Была еще одна история с одним из ваших коллег – уже российским. После завершения Олимпиады в Афинах журналист меня спрашивает что-то вроде того: «Бронза – не обидно? Ведь четыре года назад было золото!» Мне в Афинах было уже 40, Андрею Лаврову – 42. Будем откровенными: такие числа – они не для пьедестала Олимпиады.
– В группе на афинской Олимпиаде поначалу у команды дела не ладились совсем, три поражения. Зато в четвертьфинале Россия обыграла одного из главных фаворитов турниров, Францию!
– Конечно, наша победа над Францией стала сенсацией. И Андрей Иванович в воротах творил что-то невероятное, и вся команда билась. Ну а после поражения от немцев в полуфинале внутри коллектива собрались и решили, что бронзу возьмем обязательно. Желание побеждать у той команды было заложено еще советской гандбольной школой. Могли ли добиться в Афинах большего? В той команде собралось много молодых, необстрелянных пацанов. Они к таким боям были еще не готовы. Мне кажется, если бы в афинский состав взяли больше опытных людей из предыдущего олимпийского золотого состава Сиднея-2000 – то и шансов было бы побольше. Но это всё сослагательное наклонение, спортивная история его не терпит. В любом случае олимпийская бронза – этот тот результат, которым можно гордиться. Честно признаюсь: в Греции было очень тяжело. Еще и чудовищная жара... В 40 лет она переносится гораздо сложнее. И выдать тот уровень, который был раньше, в принципе невозможно. Свой организм, свою природу не обманешь.
– А в чем секрет спортивного долголетия таких игроков, как вы и Андрей Лавров? Гандбол ведь очень энергозатратный вид спорта, без физики в нем никуда.
– Ответ очень простой: советская школа и советское воспитание. Очень важны желание и самоконтроль, это основные вещи. На том уровне, на котором я играл в 41-42, – я и до 50 спокойно мог играть… Ну а Лавров до полтинника совершенно точно мог бы стоять в воротах любой команды уровня финала Лиги чемпионов.
– В итоге вы завершили карьеру в 42. Была какая-то конкретная игра, после которой поняли, что пора заканчивать?
– Была даже не игра, а просто ситуация. Один немецкий клуб третьей Бундеслиги в какой-то момент преисполнился амбициями, решил подниматься во вторую. И товарищ меня попросил им помочь. И вот получается так: мне 42 года, я прихожу на тренировку – а тренера нет. Спрашиваю у менеджера: что такое? Отвечает: «А, он сегодня не придет, у него голова болит». То есть мне 42 года, у меня десяток операций, на теле живого места нет – и я на тренировке, а у него голова болит? С ума все сошли?! Нет, ребята, спасибо, с таким подходом к делу мне не очень интересно. Ну и объективно, с тем количеством травм, через которые я прошел, играть с каждым годом становилось тяжелее и тяжелее. Всё это сказывается. Да и банально надоело терпеть боль.
– Когда вернулись в Россию из Германии – сложно было заново адаптироваться?
– Честно – очень. Я вообще поначалу не понимал – что, где и как. Когда приехал, у меня были какие-то иллюзии относительно того, что две золотые и одна бронзовая олимпийские медали на моей шее что-то значат. И что титулы, которые взяли команды, за которые мне посчастливилось играть, действительно кому-то важны. Оказалось, что у меня есть не только медали на шее, но и розовые очки на переносице. Первые два года после возвращения, которые я провел в Москве, в принципе не понимал, куда я попал, как надо себя вести, как и с кем разговаривать. То есть пришлось проходить через серьезную личностную перестройку. Мне казалось, что моя карьера дает мне право откровенно говорить о том, как я хочу развивать наш замечательный вид спорта. Оказалось – никому не интересно.
– В любом случае вы и после завершения карьеры немало сделали для российского гандбола. За несколько лет, что являлись президентом «Пермских медведей», какие самые приятные воспоминания?
– За время работы в пермском гандболе их очень много, этих счастливых моментов! Команда «Пермские медведи» создавалась с нуля – благодаря фанатизму в хорошем смысле и любви к гандболу Алексея Дмитриевича Никифорова. То, что команда проделала очень серьёзный путь и в последние годы демонстрирует отличные результаты, прежде всего его заслуга. Ну а изначально команда создавалась по простому принципу. Ребята, которые оказались невостребованными в других клубах и никому не были нужны, – мы их собрали и начали работать. Было старание, было желание, было понимание, к чему мы хотим прийти. Очень приятно, что один из тех игроков первого созыва «Пермских медведей», Валентин Бузмаков, сейчас является главным тренером команды. Парню всего 40 лет, но он уже зарекомендовал себя отличным специалистом. Является также одним из тренеров сборной России. Не сомневаюсь, что его ждЕт большое будущее.
– Вы также являетесь президентом пермской федерации бильярда. Как в вашей жизни появился этот вид спорта?
– А он всегда был, с юности и даже с детства. Особенных развлечений на спортивных сборах не было, а бильярдные столы стояли везде. Кроме того, у меня отец – военный. Бильярд – это же в принципе исторически офицерский вид спорта. И во всех Домах офицеров всегда стояли бильярдные столы. Были они и в военном городке, где я рос. И мой отец, офицер, хорошо играл. За границей я прожил 15 лет, и там русского бильярда не было. Пробовал играть и в пул, и в снукер – но это всё не то. А когда вернулся в Россию – первым делом узнал, где находится ближайший бильярдный клуб. Регулярно туда ходил в любой свободный вечер, вспоминал былые навыки.
– В бильярде у вас ударная рука – тоже левая?
– Конечно. Левая рука у меня для спорта. А правая – для еды.
– И как в итоге возглавили пермскую федерацию?
– Мне это часто на протяжении нескольких последних лет предлагали мои товарищи в Перми. Говорили: «Аркадьич, пожалуйста, давай, будем поднимать и популяризировать бильярд». В итоге согласился, и вот уже три года являюсь президентом нашей краевой федерации. Пытаемся что-то делать – и что-то уже получается. Наши юниоры добиваются неплохих результатов. А недавно мы открыли Академию бильярда.
– Понятно, что во время игровой карьеры времени на какие-то хобби нет. Сейчас появились в вашей жизни новые увлечения, помимо бильярда? В Пермском крае, например, полный порядок с охотой и рыбалкой.
– Нет, главным увлечением остаЕтся бильярд. Есть в России такая «Лига сеньоров». Там разные возрастные категории, очень интересное соревнование. Для меня это некая отдушина. Это в гандболе все бегают, кричат, толкаются… А во время бильярдных турниров всё спокойно, тихо, интеллигентные люди из разных регионов с уважением общаются друг с другом. В итоге три дня турнира пролетают незаметно, ты полностью расслабляешься. Сейчас больше времени появилось для чтения. Книг в моей жизни всегда было много. А сейчас читаю ещё активнее. Моей дочери 16 лет, но она уже прочла больше, чем иной выпускник филфака. Регулярно предлагает мне какие-то новые книги, потом мы делимся с ней впечатлениями.
– И какая из последних прочитанных книг произвела интересное впечатление?
– Из того, что недавно читал, – Сергей Аксаков об истории российской глубинки, о быте помещиков. Кроме того, люблю периодически перечитывать то, что читал раньше. Недавно лежал в больнице, взял с собой Гиляровского – «Москва и москвичи»…
– Прекрасный выбор! Мой рано ушедший из жизни папа очень любил цитировать отрывок из этой книги: «А уж насчет бахтериев – так и шмыгают под ногами, рыжие, хвостатые»…
– Да, тоже очень люблю эту книгу. Когда кто-то из знакомых начинает жаловаться на жизнь, «то не так, это не так» – я всегда предлагаю ему почитать Гиляровского и понять, в каких бараках и подвалах жили люди 100 лет назад, в каких шалманах и катранах они вынуждены были проводить время. И сразу на нынешнюю реальность можно смотреть уже с оптимизмом. Понимаешь: всё у нас хорошо!
